Пименова С.Я. Об изменениях в языке: различные типы восприятия и синтаксическая система // Материалы XXXIV Международной филологической конференции: 14-19 марта 2005 г., Санкт-Петербург.  – СПб.: Филолог. фак. СПбГУ, 2005. – Вып. 17: Грамматика (славянский цикл). – Ч.2. – С.18-26.

 

С.Я.Пименова

Санкт-Петербургский государственный университет

 

ОБ ИЗМЕНЕНИЯХ В ЯЗЫКЕ:

РАЗЛИЧНЫЕ ТИПЫ ВОСПРИЯТИЯ И СИНТАКСИЧЕСКАЯ СИСТЕМА

 

       В современном русском языке и речи наблюдается ряд качественных изменений, говорящих о новом этапе его развития[1]. Что новое в мировосприятии людей они отражают?

      Некоторые изменения, усилившиеся сегодня, начались еще с XIV-XVI вв. – это расширение употребления так называемых безличных предложений[2], которые претерпели за последние пять столетий почти взрывное развитие.

       В них нет субъекта, выраженного именительным падежом имени: характеризуется не сам предмет, а вся ситуация в целом. Поэтому прослеживается тенденция к объективированию, которую  3.К.Тарланов считает одной из отличительных черт русской этнической мысли[3], отмечая ее и в номинативных предложениях. Они также не содержат семантический субъект в форме именительного падежа. В.А.Классовский считал безличные предложения отражением системы космологического объективизма – воззрений, по которым природа не раздваивается на производителя и произведение.

18

 

       Посмотрим цепочку изменения семантики от предикативно употребленного прилагательного – к наречию – и категории состояния. Прилагательные и наречия сочетаются в предикате только с именительным падежом имени: Она радостная, Она – рядом. Прилагательное при этом обозначает один из статических признаков сущности. Наречие (Он бежит быстро) – один из признаков динамического проявления сущности. Предикат в предложении Кататься (нам) весело приписывает признак уже не конкретному субъекту, выраженному имплицитно косвенной формой имени нам, а всей ситуации в целом. Его можно считать переходным между наречием и категорией состояния. В предложении Ей радостно предикат не замыкается на субъект, выраженный косвенной формой имени ей, приписывает признак всей ситуации, открывая ее для других параметров – воспринимающего, причины, следствия и др. Отмечалось, что безличные предложения больше обращают внимание на причину ситуации, чем двусоставные[4], что они показывают состояние как бы «изнутри», «особенно ярко это проявляется в тех случаях, когда субъект речи и субъект состояния не совпадают»[5]. На наш взгляд, категория состояния обозначает в них признак внутреннего действия, совершающегося в субъекте, именуемого «состоянием», – действия «души, в чувстве переживающей событие»[6].

     Выделяют два способа восприятия действительности: субъектно-центрированное и объектно-центрированное. При объектно-центрированном «человек открывается навстречу объекту всеми своими чувствами, забывает о своих эгоцентрических мыслях ... и полностью отдается переживанию как бы еще не названного первозданного мира»⁷. Он как бы задается к объекту вопросом: «Кто ты? Я пока не знаю тебя, знаю только, что мы оба части одного и того же мира»[7]. Анри Бергсон назвал этот способ восприятия «непосредственным вчувствованием»[8], с помощью него «человек переносится вглубь предмета, чтобы испытать совпадение с тем, что есть в нем единственного...». Его считают также «целостным»: «человек как бы перевоплощается в объект, сливаясь с ним настолько, что теряется ощущение границ между ними»[9]. Этот тип восприятия раскрывает интуицию.

       При субъектно-центрированном восприятии человек в окружающем ищет лишь отражение самого себя, воспринимает его через призму собственных интересов. Он задает объекту вопрос «Как я мог бы тебя использовать?» или «Как мне уберечься от тебя?»; «рацио» при этом преобладает над чувствами и диктует свое фрагментирование действительности. Это основной метод восприятия технократической цивилизации, поставивший ее перед кризисом (экологическим, нравственным и др.)[10]: субъектно-центрированное восприятие дает неполное представление об окружающем, т. к. отражает «потребительское» отношение к нему.

19

 

       Исследуя предложения с семантикой эмоционального состояния, мы пришли к выводу, что эти два   типа восприятия представлены в русском языке в конструкциях с разным способом выражения семантического субъекта: предложения, передающие отстраненное восприятие (с разной степенью отстраненности) представлены конструкциями с именительным падежом семантического субъекта (Она радостная. Она в радости, Она радуется); предложения, в которых семантический субъект передан косвенной формой имени, отражают восчувствованное восприятие ситуации (Ей радостно, В ее глазах – радость).

       Думается, что эта особенность существенна и для других типов русского предложения и является общей для русского языка.

       Соотношение восчувствованного, непосредственного и рацио- восприятия и мышления менялось в ходе истории человечества (филогенезе), в становлении человека (онтогенезе), в развитии науки и в языке (на разных ступенях его развития). Оно связано с разной активностью правого и левого полушарий головного мозга[11]. Правополушарное мышление целостно, образно, одновременно обрабатывает многие параметры ситуации в их связи, формирует многозначный контекст. Левополушарное мышление – логическое, дискретное, последовательно обрабатывает информацию, выявляет лишь существенные для анализа признаки, формирует жесткие причинно-следственные связи и однозначный контекст.

       В раннем филогенезе – досимволическом и символическом, мифологическом мышлении – преобладали восчувственный тип восприятия, активность правого полушария головного мозга[12], как и в мышлении ребенка до года-полутора лет, черты правополушарности у него сохраняются до семи-восьми лет[13]. Ранние этапы языка как в фило-, так в и онтогенезе отличаются признаками:

     - максимальная нерасчлененность, синкретизм[14]; в символическом мышлении - многозначность на уровне символа[15] и на уровне контекста[16], высокая метафоричность как способ мышления, а не как художественный прием[17];

     - высокая степень восчувствованности (в том числе к ритмам, интонации), высокая эмоциональность;[18]

     - высокая ситуативность восприятия: все воспринимается как происходящее «здесь и сейчас»     с     соучастием     воспринимающего,     для     архаического     мышления     – самоотождествление с ситуацией.[19]

       Прослеживая взаимосвязь право- и левополушарного способа мышления в русском языке, можно сказать, что в нем на протяжении всей его письменной истории были представлены как лево-, так и правополушарные стратегии. В эпоху, когда происходило активное развитие  гипотаксиса (XIV-XVII  вв.),  связанное  с  развитием  логического

20

 

мышления одновременно шел и обратный процесс – развитие структур предложений, отражающих паратаксический строй языка: безличных и назывных, установления способа выражения семантического субъекта формой косвенного падежа имени как одной из норм языка.

       Исток активности правополушарного мышления можно видеть в праславянской и славянской духовной культуре, которая признавала необходимость и возможность непосредственного общения человека с Божественными силами и руководящую роль их в жизни[20]. Внешне это находит разное проявление: следы языческих обрядов в современных праздниках христианства, в обычаях, в фольклоре русского народа, почитающего Иванушку-дурачка как того, кто отказывается от стереотипного поведения, основанного на рациональном расчете и поступает по велению сердца[21], в культе русского «авося» как полагания на Волю Божью, в том, что неслучайно именно Левша с его развитым правополушарным способом мышления «блоху подковал», в духовности русских песен и русской литературы, всегда уделявшей внимание внутреннему миру человека – миру сердца, это нашло отражение и в духовной традиции русского старчества, сохранившейся и по сей день. Говоря словами русского психолога С. Ю. Ключникова, русская духовность, выражалась ли она в форме старчества, или в творчестве калик перехожих, юродстве, духовных стихах или «вестничестве» (как его определил Даниил Андреев), «почти всегда была связана с непосредственным богооткровением»[22]. Это предполагает особый настрой русской души, развитость каналов «общения» и правополушарных стратегий восприятия, высокую «чувствительность», что удалось пронести через века и сохранить даже в эпоху развитого ментального начала: они были востребованы.

       В древнерусский период велика была роль правосторонних стратегий восприятия.      

       В послепетровскую эпоху в языке происходят изменения, свидетельствующие о начавшемся преобладании логического, рационального мышления над образным. Предложение становится логизированным – выявляющим все звенья синтаксической цепочки, происходит его «интеллектуализация».

       Г. Р. Державин в XVIII веке в «Оде к человеку» написал: «Ум и сердце человечье были гением моим», пророчески намечая два направления, которые стали «ключевыми» для дальнейшего развития восприятия. Вопрос соотношения ума и сердца важен для литературы XIX века – от «Горя от ума» Грибоедова до «Идиота» Достоевского. Отражается начавшийся диссонанс ментальной составляющей (рассудка) и деятельности души, сердца.

       С начала XIX в. синтетизм начинает ослабляться. Происходит, как отмечает Г. Н. Акимова, укорочение предложений, упрощение подчинительных связей и вхождение

21

 

разговорного языка в литературный, что мы наблюдаем в языке Пушкина, не случайно его считают ярким представителем русской духовности и «пророком».

       Развитость понятийного мышления позволила уже к XVII веку формирование сложной морфологии и словообразования, что, став инструментом развития языкового мышления, дало синтаксическую свободу как для выражения левополушарных стратегий восприятия, так и правополушарных. Совершился, как нам кажется, определенный круг: из синкретичного восприятия, в котором были зачатки право- и левополушарного (и преобладало правополушарное), постепенно выделяется понятийное мышление, сформировавшее такой язык, который в свою очередь дает свободу выражения в том числе правополушарным стратегиям мышления и восприятия, – вот что мы видим в русском языке с его свободным синтетическим строем. Это свидетельство гибкости и пластичности мышления тех, кто стоял у истоков этого языка и говорит на этом языке. Это своеобразное отсутствие лености и открытость к развитию и восприятию мира.

     Правополушарные тенденции усиливаются в наши дни:

     Сопоставим признаки, характерные для логизированной (а) и аналитической, актуализированной фразы[23] (б) по параметрам:

     1) общая форма:  (а) более длинное развернутое высказывание в виде одного предложения с непрерывностью синтаксической цепочки; (б) высказывание состоит из нескольких более коротких  отдельно  оформленных  предложений;  усиливается роль вставочных конструкций;

     2) ритм: (а) сравнительно небольшая загруженность интонации; (б) разделение на отдельные предложения приводит к учащению ритма:  интонационно и ритмически выделяются отдельные части;

     3) иерархия:   (а)   иерархический   характер   строения   с   яркой   выраженностью подчинительных     отношений     от     словосочетания     до     сложного   предложения, (б) подчинительных   конструкций   значительно   меньше,  преобладает   бессоюзие   и сочинение;

     4) способ    обрисовки    ситуации:    (а)    смысловые    элементы    максимально эксплицированы; видна, с нашей точки зрения, некоторая дистанцированность автора от ситуации; (б) не все смысловые элементы эксплицированы; по нашим наблюдениям, дискретность ведет к созданию в сознании воспринимающего живого образа ситуации. Г. Н. Акимовой   отмечается   все   возрастающее   присутствие   говорящего   в   цепочке предложений, построенных по принципу сокращения: В доме бегают и шумят дети – В доме шумят - В доме шумно - В доме шум - Шумно - Шум[24]. Ситуация в (б) воссоздается «мазками», как в импрессионизме. Говорящий и воспринимающий активно вовлечены в нее, большую роль играют невербальные средства общения.

22

 

     В последнее десятилетие XX вв. и в начале XXI в. и в начале XXI в. наметившаяся тенденция усиливается[25]. Устная речь, представляющая собой систему редукций, упущений и эллипсов на основе смысловой связанности, все больше проникает в художественную сферу. Она, на наш взгляд, передает все большее присутствие элементов интеграции (паратаксиса), отражающих образное мировосприятия, на фоне элементов восприятия логического (элементов гипотаксиса). Широко употребляемая метафора из художественного средства вновь становится формой ассоциативного мышления, способствует развитию интуиции[26]. Усиливаются символизм и многозначность текста, который становится, по Ю. Лотману, «генератором смыслов». Усиливается эмоциональность сообщений. Отказ от синтаксической иерархии, все большая роль сочинения отражают, как нам кажется, преобладание в сознании приоритета синтеза над анализом, что не может не проявляться в системе ценностей. Растущее употребление предложений с косвенным падежом семантического субъекта передает, на наш взгляд, большую ситуативность восприятия и приближение к его восчувствованному типу. Именно это, как нам видится, отражается в художественном тексте в сближении образов рассказчика и автора, автора и героя.

       Форма становится более емкой и краткой. Часть смысла передается имплицитно (незнаково) – как непосредственное общение и понимание не в словесной форме[27]. Русский синтаксис ориентирован на более тесное взаимодействие, «сотворчество». Стремление к нему составляет неотъемлемую часть русского духа, усиление чего мы видим в наши дни.

       А. А. Потебня писал, что только «в середине человеческого развития мысль ... связана со словом, ...в начале она, по-видимому, еще не доросла до него, а на высокой степени отвлеченности покидает его как не удовлетворяющее ее требованиям»[28].

       Сопоставление наблюдаемых тенденций с признаками правополушарной грамматики, мировосприятием и языком архаического человека и ребенка говорит, на наш взгляд, о «правополушарности» происходящих в языке изменений, происходит его сближение в определенных чертах с языком русского средневековья на новом ментальном уровне[29].

       Русский язык показывает становление нового способа мировосприятия, в котором на фоне развитых логических стратегий усиливаются правополушарные, открывающие дорогу ассоциативному мышлению, воображению, интуиции, восчувствованию, что означает становление более целостного и гармоничного мировосприятия: «то, что мы разделяем в отвлеченном мышлении, в глубине души составляет единство»[30].

23